Роберт О`Брайен - Z – значит Захария

Почти год я была одна. Я надеялась и молила Бога, чтобы кто-нибудь пришел ко мне, кто-нибудь, с кем можно было бы поговорить, вместе работать и вместе планировать будущее нашей долины. Я мечтала, чтобы это оказался мужчина, чтобы однажды в будущем – это мечты, знаю, – в долине снова появились бы дети. Однако теперь, когда мужчина пришел, я понимаю, какими наивными были мои надежды. Люди разные. Тот человек с радио, боровшийся за выживание, видел людей отчаявшихся и эгоистичных. Этот незнакомец больше и сильнее меня. Если он добрый, все хорошо. А если нет – что тогда? Он станет делать, что хочет, а я окажусь рабыней до конца своих дней. Вот почему мне хочется выяснить – насколько это возможно, наблюдая с расстояния, – что он собой представляет.

Когда Фаро ушел, я подползла обратно к выходу из пещеры и снова стала наблюдать за домом. Человек держал в руке ножницы, установив перед собой маленькое зеркальце, и стриг волосы и бороду. Это заняло у него много времени, он подстригся очень коротко. Должна признать, стрижка пошла ему на пользу: он стал почти красавцем, хотя сзади получилось криво.

26 мая

Сегодня солнечно, как вчера, только еще теплее. По моему календарю (он у меня с собой, вместе с будильником) воскресенье. Обычно это значило бы, что сегодня я с утра пойду в церковь и остаток дня постараюсь отдыхать. Иногда я ходила на рыбалку: отдых с пользой для дела. С собой в церковь я брала Библию и, весной и летом, цветы – положить на алтарь. Я не изображала настоящей службы, конечно, но садилась и прочитывала что-нибудь из Писания. Иногда по выбору – мне нравятся Псалмы и Экклезиаст, а иногда раскрывала книгу в случайном месте. В разгар зимы я в церковь не ходила: сидеть было слишком холодно.

Впрочем, в нашей церкви никогда не было настоящей службы, по крайней мере в мое время, – не было священника. Она очень маленькая и построена давным-давно кем-то из наших предков – «древним Бёрденом», как говорил папа, – когда они только поселились в долине и, видимо, рассчитывали, что здесь появится деревня. Но она так и не появилась – долгие годы сюда не было дороги, только тропинка; дорога заканчивалась за Огдентауном на перекрестке. На службу мы ездили в город.

Сегодня утром обо всем этом, конечно, и речи не было. Рано встав, мужчина быстро и деловито готовил завтрак, все также на костре перед домом. У него явно были большие планы, и я вскоре поняла, какие: осмотреть долину и окрестности. Он по-прежнему не знал, докуда простирается зелень.

Перед тем, как уйти, он положил немного мясных консервов Фаро. Самого пса нигде не было видно, но, как только человек вышел на дорогу, Фаро выскочил из дровяного сарая, где провел ночь, вычистил миску и поспешил за ним. Очевидно, ему до смерти хотелось сопровождать человека с ружьем, но он все еще не решался. Пройдя около сотни ярдов, пес повернул назад, еще раз обнюхал миску и улегся неподалеку от палатки.

Я следовала за незнакомцем, пользуясь все той же лесной тропой. Рано или поздно он найдет и ее, тогда мне придется перебраться на другой склон долины, а также быть предельно внимательной, поскольку в лесу я не смогу видеть его издалека.

Но сегодня он держался дороги. Он не надевал защитного костюма и налегке шел гораздо быстрее, так что мне пришлось поднапрячься, чтобы поспевать за ним, – тропинка-то не такая прямая, как дорога. А еще приходилось следить за тем, чтобы двигаться беззвучно.

Дойдя до магазина, мужчина зашел внутрь, а когда вышел, я поразилась, как он преобразился. Мятый комбинезон уступил место широким тиковым брюкам цвета хаки, которые очень ему идут, и синей рабочей рубашке, он даже взял новые башмаки и соломенную шляпу. (В общем, оделся, как я.) Он действительно выглядел другим человеком, очень приятным. Помимо всего прочего, подстриженный и опрятно одетый, он выглядел гораздо моложе, хотя все равно намного старше меня. Я бы сказала, ему лет тридцать или чуть больше.

Он направился по дороге на юг, к дальнему концу долины, к ущелью. По пути все время с любопытством оглядывался, но почти не замедлял хода, пока не дошел до трубы под дорогой. В том месте ручей, вытекающий из пруда, попетляв по лугам, наталкивается на возвышенность (начало конца долины, как я понимаю) и поворачивает направо, чтобы слиться с ручьем Бёрден.

Тут он остановился. Думаю, впервые осознал, что ручьев два и что пруд образован не тем ручьем. И что разница между ними бросается в глаза. Я сама смотрела много раз. До последних нескольких футов в маленьком ручье есть жизнь: рыбки, головастики, водомерки и зеленый мох на камнях. В ручье Бёрден нет ничего, а после слияния река до ущелья и дальше совершенно безжизненна.

Я не уверена, что незнакомец все это заметил, но он долго разглядывал воду, опустившись на четвереньки. Если он увидел, что река мертвая, то, должно быть, забеспокоился. Возможно, именно в это время он начал чувствовать приближение болезни.

Тем не менее, обеспокоившись или нет, он через несколько минут вскочил и пошел дальше, так же быстро, как и раньше. Еще через пятнадцать минут он дошел до конца долины и начала мертвой земли за нею. Дорога там ведет сквозь ущелье к фермам амишей.

Он этого, конечно, видеть не мог. По правде говоря, если не знаешь, ни за что не поверишь, что на юге из долины есть выход. Ущелье имеет форму буквы S, и, пока не дойдешь до поворота, можно подумать, что сейчас упрешься в сплошную стену скал и деревьев. Но дорога (и речка за нею) неожиданно поворачивает вправо, влево и снова вправо, следуя за узким каньоном, прорезающим хребет, словно туннель.

С другого конца долину закрывает холм Бёрден, и в результате она полностью отрезана от мира. Люди говорили, что у нас даже погода своя: ветры извне сюда не задувают.

Когда чужак вошел в ущелье, я потеряла его из виду – с холмов туда никак не заглянуть. Но дорога идет по нему всего пару сотен ярдов, поэтому я знала, что он скоро возвратится – как только увидит мертвую землю за пределами долины. Он не пойдет туда без своего костюма.

Я села на солнышке, ожидая его, и любовалась картиной, расстилавшейся подо мной: прямой нитью узкой черной дороги и речкой, игриво вьющейся вдоль нее; другим склоном долины, таким близким здесь, отлого поднимающимся среди лесов; большими дубами и буками с толстыми ветками, подведенными черными тенями. Еще выше располагается высокий скальный выход, серый утес. Мы на него лазили, он не так уж крут, как кажется издалека. Было уже около одиннадцати, стало очень тепло, за моей спиной гудели пчелами ежевичные кусты, сладко пахнущие на пике цветения. В такие минуты я тоскую по певчим птицам.

Незнакомец, должно быть, постоял некоторое время в конце ущелья, отдыхая или изучая, потому что вышел назад только минут через двадцать. Шел он теперь заметно медленнее.